Правила жестоких игр - Страница 55

– Саша, замолчи! – Перебил он меня. – Ты начинаешь говорить глупости! – Он долго с оттяжкой смотрел на меня, отчего по моим рукам побежали мурашки. Неуютно я поерзала на кровати и покрепче прижала к груди простынь. – Ты не понимаешь.

– Тогда объясни. – Кивнула я.

Филипп надолго замолчал, видимо, подбирая слова. Правду всегда говорить сложнее. Внутренности свернуло узлом в дурном предчувствии, щеки заалели. Уши уже ожидали услышать подлость.

– Зак с самого начала реагировал на тебя… – Он снова запнулся, и тяжело застонал. – Понимаешь, ты задеваешь его. Он считает это неправильным и злится.

– А тебя я, выходит, не задеваю. – Едва слышно пробормотала я, опустив голову, в горле неожиданно встал горький комок.

– Саша. – Позвал меня Фил, но я сидела, свернувшись клубочком, старательно сглатывая комок в горле. – Ты действительно не задеваешь меня.

Я кивнула, пожав плечами, из уголка глаза по щеке стекла слезинка и повисла на кончике носа. Чтобы Филипп не заметил, пришлось вытереть ее о простыню.

– Ты притягиваешь меня, как магнитом. – Его неожиданное признание, давшееся с огромным трудом, заставило меня вскинуться и внимательно посмотреть в его синие глаза. – Меня не смог отвадить даже мамашин кладбищенский заговор. – Хмыкнул парень, а я озадаченно нахмурилась. – Не смотри так, – Филипп засунул руки в карманы, – ты забыла, мою семью обычной не назовешь, а я не самый лучший вариант для хорошей девушки. – Продолжил он. – И все это против правил. Мы против правил. Зак бесится, потому что не может игнорировать их.

– А ты? – Прошептала я, боясь дать себе надежду.

– Я просто хочу быть там, где есть ты.

Он смотрел с нежностью и вопросом – я жалобно и недоверчиво, прикусив губу.

– Ничего не говори. – Неожиданно прервал он молчание. – Чтобы ты знала, мне в действительно наплевать, что думаешь ты по всему этому поводу. Ты все равно теперь никуда не денешься.

– Да я и не собиралась. – Краснея, как первоклассница, пробормотала я, а Филипп грустно улыбнулся.

Это была самая долгая, самая счастливая ночь за всю мою жизнь. Часы в темноте огромного волшебного дома-Гнезда, наполнились нежностью и бесконечными разговорами.

– Значит, ты можешь читать воспоминания? – Прошептала я, когда мы лежали, тесно прижавшись.

– Угу. – Пробормотал он. – Я, конечно, стараюсь не копаться глубоко, но иногда люди что-то вспоминают так явно, что картинка сама в глазах читается.

– Обещай со мной такого не проделывать. – Попросила я. – Не хочу, чтобы ты узнал мои тайны.

– У тебя не может быть от меня тайн. – Недовольно буркнул Филипп. – Тайны всегда разрушительны.

– Даже, если я помалкиваю о подарке, например?

– Даже если. – От раздражения он дернул меня за прядь волос.

– Филипп, мне все равно будет нужно немного личного пространства. Оставь его в моей голове, хорошо?

Он помолчал.

– Твой самостоятельный тон меня убивает. – Проворчал он, наконец. – Хорошо договорились. Скажи, мне, откуда у тебя эти синяки? Или это и есть твое личное пространство?

Умное слово, которое в нашей семье входило в разряд святого, действительно прозвучало чушью в его устах. Я смутилась, совсем позабыв про почти черные безобразные отметины на теле, и неохотно призналась:

– Я думала они появились, потому что ты наслал на меня какую-нибудь порчу.

– Порчу? – Филипп кашлянул. – Ты что же действительно думала, что я хочу тебя убить?

– Угу.

– На полном серьезе?

– Угу.

– Но почему?!

– Синяки появились внезапно, после нашей с тобой, – я запнулась, – встречи. Конечно, я решила, что ты пытаешься причинить мне вред, и не могла понять почему.

– Да, выглядела ты в то утро воинственно. – Хохотнул он, а потом серьезно добавил: – Саша, я бы никогда не сделал тебе больно намеренно.

– Не намеренно. – Хмыкнула я, закрывая глаза.

* * *

Той ночью мне снились букеты цветов, солнце и улыбающийся Филипп. Я проснулась совершенно счастливой, как будто в холодный осенний день вернулось жаркое лето, когда не может быть дурного настроения. По железному козырьку барабанил дождь. Закрытые плотные портьеры не пропускали дневного света.

Горячий, как раскочегаренная печка, Филипп спал, развалившись поперек огромной кровати, что мне пришлось свернуться рядом с ним клубочком. Его красивое лицо выглядело расслабленным и умиротворенным, совсем другим, нежели нашей первой ночью в моей маленькой спаленке. Медальон сбился к горлу, и на шее краснел тонкий след от шнурка.

Я осторожно соскользнула с кровати и, заглянув за дверь рядом с гардеробной, обнаружила ванную комнату. Здесь в огромном зеркале меня ждало два потрясения – мое совершенно преобразившееся радостью лицо с сияющими глазами и тело без единого синяка! Они исчезли, будто их стерли ластиком с кожи, даже следов не осталось.

Было очень странно и непривычно мыть голову шампунем Филиппа, ощущать запахи, присущие только ему, расчесывать мокрые пряди его щеткой для волос. Чувствуя себя последним маньяком, я пересмотрела тюбики на полочке у зеркала, а когда вернулась, то парень еще спал. Он перевернулся на живот, обняв подушку. Сейчас было прекрасно видно, что внутри круга татуировки имелась надпись латынью: «Мой второй шанс». Буквы оказались идентичными тем, что украшали мою руку. Кажется, от изумления у меня округлились глаза.

– Я лежал и думал, сбежала ты или нет? – Тихо пробормотал Филипп хрипловатым ото сна голосом.

Застигнутая на рассматривании, я отпрянула, становясь бордового цвета. Он открыл глаза, и у меня от новой волны нахлынувшего счастья перехватило дыхание, и по спине побежали мурашки.