– Ему нужно привезти какие-нибудь вещи, – продолжала рассуждать мамаша, – чтобы не мотаться по утрам сначала домой, потом в институт. По городским пробкам он совсем не будет успевать на занятия.
В моих руках дрогнула чашка. С превеликой осторожностью я поставила ее на стол и, прочистив горло, тихо произнесла:
– Родители! Вы меня изумляете!
Те одновременно подняли головы, разглядывая меня недоумевающе и вопросительно.
– Когда вчера я вас увидела в прихожей, то ожидала, по меньшей мере, что папа спустит Филиппа с лестницы! А вы сидите и спокойно рассуждаете, что ему нужно привезти «какие-нибудь вещи»?
– Что она от нас хочет? – Поинтересовалась мать у отца, ткнув в меня пальцем.
– Я сбита с толку! – Воскликнула я. – Смущена! Мы же все помним, при каких обстоятельствах вы виделись в первый раз!
Родители переглянулись, потом папа неохотно проворчал:
– Этот парень на тебя хорошо влияет.
– Да, – подтвердила мамаё – ты выглядишь такой… спокойной.
Кашлянув, я убралась в комнату, не найдя ответа на ее слова. Здесь меня настиг не прекращавшийся надоедливый звук тренькающего старого телефона, хриплый звонок разносился вокруг. Собирая конспекты и тетради в рюкзак, я покосилась на потолок, уверенная, что крикливый аппарат принадлежит соседям, но тут запел мобильный, и трескучий звук резко осекся, словно его отрубили, нажав на кнопку. Определитель высветил номер Филиппа.
– Как все прошло? – На мое ворчливое «Але» спросил он. – Я специально уехал пораньше, чтобы вы смогли все обсудить с родителями.
– Ты их заколдовал? – Буркнула я.
– Нет. А что? – Хохотнул парень. До меня доносился звук гудящего двигателя и песня нашей любимой группы.
– Они тебе выписали неограниченный допуск в нашу квартиру.
– Серьезно? – Усмехнулся он. – А ты?
– Ты такой вероломный, что давно забрался в нее без спроса. Они считают, что ты хорошо на меня влияешь. – Недовольно поведала я, слыша его тихий смех.
Никогда не чувствовала себя такой счастливой.
– Если так считают твои родители, то это правда. – Веселился Филипп. – Приедешь в институт позвони. Я тебя вечером встречу, провожу домой. – Выдав указания, он примолк, а потом поправился: – Нет, лучше дойдешь до метро, позвони. Приедешь в институт, тоже позвони.
– После первого занятия отзвониться? – Деловито поинтересовалась я, прижимая трубку к плечу и натягивая джинсы.
– Безусловно. Я должен знать, где ты находишься. – Сердито заявил он, словно я сморозила невероятную глупость, и отключился.
Неприятные сюрпризы начались еще во дворе, когда ворота оказались заблокированными огромным канареечного цвета автомобилем известной марки, проданной ушлыми американскими военными мирным голливудским звездам. Чудовище на колесах принадлежало Эмилю и вместо того, чтобы киснуть под ветрами и дождями на стоянке аэропорта оно перегораживало въезд в Гнездо. К досаде Филиппа Ауди пришлось оставить на дороге, сиротливо прижав к высокому каменному забору.
Когда парень, уже стоя на крыльце, щелкнул пальцами, то дверь отказалась подчиняться. Он, скрипнув зубами, в раздражении безрезультатно дернул за ручку. Дом не хотел его пускать внутрь, и шелестел занавесками в большой гостиной, выходящей окнами во двор. Похоже, Гнездо тоже скучало по рыжей девочке и выглядело пустым и холодным. «Пустишь, привезу», – сквозь зубы пообещал Филипп, и входная дверь тут же отворилась, выказывая часть холла заставленного чемоданами родственничков, неожиданно скоро вернувшихся с украинского шабаша. Парень нахмурился, гадая, что заставило родителей бросить веселье и прискакать с попутным ветром обратно.
Услышав шаги, из гостиной показалась Снежана, нахмуренная девочка смерила Филиппа обиженным взглядом и тут же скрылась обратно.
– Что так быстро прилетели? Посиделки с киевскими тетушками утомили? – Парень с улыбкой заглянул в комнату, где свидетельством их с Заккери драки остался лишь порванный портрет деда, прислоненный лицевой стороной к стене. Как любая вещь, созданная колдуном, она не поправлялась воздействием силы. Мебель же, благодаря стараниям Максима, имела первоначальный вид, только на стеклянной дверце горки с посудой щерилась крошечная сквозная дырочка, видимо, последнего маленького осколка разбитой мозаики не нашлось.
– Тебя Эмиль хотел видеть. Он сейчас в кабинете. – Буркнула девочка и, забравшись с ногами на диван, уставилась в перевернутую вверх тормашками книгу на латыни, на обложке угадывалась надпись «Ведьмы и колдуны».
Больше Снежана не сказала ни слова, уткнувшись в текст.
– Книгу переверни, удобнее будет знакомые буквы искать. – Холодно посоветовал ей Филипп уже без тени юмора.
Он быстро вышел в холл, и не видел, как девочка сверкнула горящими ненавистью синими глазами, а на ее бледных щеках вспыхнули красные пятна.
Из кабинета доносились возбужденные спорящие голоса. Когда Филипп вошел в комнату, то присутствующие настороженно и даже сконфуженно примолкли. Здесь царил приятный полумрак, располагающий к созидательным философским мыслям. Пахло пылью и уже едва заметным ароматом сигар Луки.
– Судя по вашему молчанию, сегодня я попал под всеобщее порицание. – Ухмыльнулся Филипп, снимая с себя пальто и небрежно бросая его на спинку кресла.
За огромным письменным столом в нервной и очень напряженной позе застыл хмурый осунувшийся Эмиль. Аида, явно закипавшая, как турка с кофе, замерла посреди комнаты перед зрителями и от бессилия ломала руки. На широком диване развалился Грегори, рядом с ним в пылу скандала егозила Лариса. Роза, мать Лизы, словно королева, закинув ногу на ногу, восседала на кресле и медленно со вкусом курила, стряхивая пепел в бронзовую напольную вазу. Зрительный зал волновался и фырчал, только Зак, расслабленно привалившись к стеллажу с книгами, скрестил руки на груди и ухмылялся с довольной ехидцей.