Правила жестоких игр - Страница 27


К оглавлению

27

На свидание я приехала после лекции родителей, где они демонстрировали меня очередным доцентам. Узкие брюки не давали сделать широкого шага, бесстыдный вырез мамашиной блузки открывал кружева белья, а туфли на высоких каблуках, купленные специально для таких поводов, намяли ноги. Посему настроение стремительно скатывалось от плохого до откровенно отвратительного.

– Не обольщайся, – не стала его разочаровывать я, – отец потребовал меня на занятие в институт.

– Конечно, – усмешка Паши вышла грустная, – разве можно нарядиться ради меня?

– Паш. – Я дернула его за руку и едва не уронила букет. – Мы сейчас не будем ссориться. Хорошо?

– Хорошо. – Он не удовлетворился моим ответом. Конечно же.

Небольшое кафе в центре города рядом с известной площадью привлекало множество молодых людей. Здесь собирались непризнанные таланты из музыкантов, певцов, стихоплетов и авторов никогда не изданных романов. Дух декадентства так и витал в воздухе, пропитывая его романтизмом. В углу стоял микрофон, рядом, сгорбившись на стульях, на гитарах играли молодые люди, и приятная мелодия добавлялась к гулу голосов.

– Выглядишь усталой. – Пашка явно озадачился моим неважным состоянием.

– Так и есть. – Проворчала я, усаживаясь на услужливо отодвинутый им стул в красном, под цвет скатерти, чехле. – Еще учиться не начали, а уже контрольные пишем.

Услужливый официант принес вазу с водой, куда излишне небрежно был запихнут букет.

Розы рассыпались по слишком широкому горлу и торчали тонкими жалкими палочками с острыми шипами и тяжелыми уже распустившимися венчиками.

Паша нервно закурил, чего последнего время не делал в моем присутствии, зная, что меня стал сильно раздражать запах табачного дыма. Отчего оставалось непонятным, ведь до аварии я сама дымила, как паровоз, и на компьютерном столе всегда испускала неприятные фимиамы полная окурков пепельница.

Рука приятеля слегка дрожала, когда он подносил сигарету ко рту.

– Что случилось? – Не поднимая взгляда от меню, буднично спросила я.

Парень молчал, а потом вдруг пробормотал:

– Саш, я поговорить с тобой хотел. Серьезно.

Его взволнованное лицо и полные неясного страха глаза буквально вопили, что наши с ним дела совсем паршивые. Похоже, давний знакомый решил сделать очень глупые признания. Внутреннее я напряглась, уже выдумывая слова для отказа, чтобы не ранить его глубоко. Стало понятно, что наша дружба закончится сегодняшним вечером.

– Валяй. – Беззаботным тоном предложила я.

Снова вернулся официант, готовый принять заказ. Сильно расстроенная я наугад ткнула в название, и только потом прочитала, что пальцем попала в строчку с ненавистным борщом. Пашка пытливо разглядывал меня, нетерпеливо дожидаясь, когда официант отойдет к другому столику.

– Саш… – Наконец, решился он, глубоко вздохнув и нервной рукой смяв в пепельнице окурок.

– Извините, но это вам. – Снова раздался голос официанта. Приятель, не скрывая своего недовольства, сморщился.

Передо мной на маленьком блюдце поставили белую чашечку с кофе. Недоуменно я глянула на официанта, но тот только пожал плечами и сказал:

– Молодой человек за тем столиком, – он махнул рукой, – просил передать, что это вам. Кофе без кофеина. Ээээ, – он замялся, – как вы любите.

– Что?! – Опешила я, повернулась в указанном направлении, мой желудок завязался крепким узлом.

В самом углу на удобных диванах, а потому скрытые для взора остальных посетителей, сидели Заккери, Филипп, крутившаяся нетерпеливой юлой девчонка лет пятнадцати и Елизавета Вестич во всей своей красе. Все четверо со снисходительными улыбками внимали стрекоту стайки школьниц, возносивших талант актрисы и сующих ей бумажки для автографов. В нашу сторону они, к счастью, даже не косились.

– Извините, – обратилась я к официанту, – скажите, а у вас есть зефир в шоколаде?

Пашка багровел и, кажется, был готов взорваться, как воздушный шарик.

– Есть. – Не понял официант, но почувствовал, что стал невольным участником непонятной игры, сильно злившей моего спутника.

– Пожалуйста, передайте ответным жестом и еще вот это… – Я быстро вытащила из сумочки ручку и на салфетке вывела мало понятым почерком: «Уступаю сладкое твоим подругам! У меня аллергия на зефир!»

– Хорошо? – Я протянула официанту записку, и он только недоуменно кивнул, отходя. – И запишите на счет молодого человека, передавшего кофе! – Уже ему в спину крикнула я.

– И что это значит? – Сдержано поинтересовался Павел.

– Да так, знакомые из института. – Отмахнулась я, стараясь держать раздражение в кулаке. – На чем мы остановились?

Неожиданно на скатерть упал пожухлый бордовый лепесток, а потом еще один. Скосив глаза, я обнаружила, что цветы в вазе стремительно темнеют и съеживаются, будто в ускоренной киносъемке. Букет подарил настоящий листопад, и свежими осталась лишь пара роз. Как для покойника, честное слово. Открытие добавило мрачного юмора подлой ситуации.

Паша помолчал, потом быстро заговорил, словно боялся, что его перебьют:

– Саш, мы знаем друг друга уже много лет. Мы еще детьми были, когда познакомились. – Он жалобно заглядывал в мои глаза, и мне становилось как-то очень тоскливо и обидно. – Я всегда тебя поддерживал и после аварии тоже был рядом.

Это был удар ниже пояса! Вспоминать, что он носился со мной, как с ребенком, не давая впасть в депрессию, звучало далеко не по-дружески!

– Понимаешь? – Приятель накрыл влажной ладонью мои пальцы, сжатые в кулак. – Я хочу постоянно о тебе заботиться, мне просто необходимо это… Я хочу быть с тобой.

27